Братья поставили гравициклы в ангарах оружейной, и я сразу же приказал им отправиться в казармы, чтобы не тратить зря скудное время, отведенное на отдых. Они выглядели вполне довольными — наша выносливость громадна, но не безгранична, а охота продолжалась долго.

Сам я пошел искать начальника гарнизона. Уже опустилась ночь, но пыльные улицы временного поселения бурлили деятельностью. Погрузчики ездили между пакгаузами, заполненными воинским снаряжением и ящиками припасов, суетливые сервиторы метались из мастерских к стоянкам техники, бойцы вспомогательных частей в цветах Пятого легиона почтительно кланялись, когда я проходил мимо.

Начальника я обнаружил в скалобетонном бункере, у самого центра комплекса. Как и все прочие смертные, он носил защитную одежду и дыхательную маску — атмосфера Чондакса была слишком холодной и разреженной для обычных людей, только мы и орки обходились в ней без спецоснащения.

Пригнувшись, чтобы войти в его личный кабинет, я обратился к нему по должности.

Офицер поднялся из-за стола и склонил голову, неловкий в своем комбинезоне.

— Хан, — его голос глухо звучал из динамика шлема.

— Есть новые приказы? — спросил я.

— Да, господин, — он протянул мне инфопланшет. — Планы пересмотрены, наступление ускорят.

Я посмотрел на экран устройства, где поверх карты зоны боевых действий светились строчки текста. Символы отступающих вражеских отрядов стягивались к одной точке на северо-востоке. За ними следовали отметки, что обозначали позиции братств Пятого легиона. Я с удовольствием отметил, что мой минган находится на передовом краю окружения.

— Он будет участвовать? — уточнил я.

— Господин?

Тут я пристально взглянул на офицера.

— А-а, — он сообразил, о ком идет речь. — Не могу знать. У меня нет данных о его местонахождении. Кэшик [2] держит все при себе.

Я кивнул; этого следовало ожидать. Спрашивал только потому, что меня сжигало желание снова увидеть его в битве, на сей раз вблизи.

— Отбудем, как только сможем, — сказал я и выдавил улыбку, чтобы не показаться излишне бесцеремонным. — Если дела пойдут хорошо, мы, возможно, первыми окажемся рядом с ним.

— Возможно, — согласился начальник гарнизона. — Но вы будете не одни. Вас объединяют с другим братством.

Я вздернул бровь. Все время, проведенное на Чондаксе, мы действовали сами по себе. Порой, отправляясь на охоту, целыми месяцами не получали припасов и новых распоряжений, странствовали по бесконечной равнине, полагаясь лишь на собственные силы. Мне нравилась такая свобода; она нравилась всем.

— Для вас имеются развернутые приказы под грифом секретности, — продолжил офицер. — Многие братства соединяют для проведения завершающих налетов.

— Так кто же достался нам? — поинтересовался я.

— Я не владею такой информацией. Имею только координаты места встречи. Прошу извинить, но нам многое нужно обработать, а некоторые сводки от флотского командования… не слишком подробны.

В это я мог поверить, поэтому не винил человека за столом. Наверное, моя улыбка стала шире, поскольку он, казалось, немного расслабился.

Мы всегда были беспечными. Мы не заботились о подробностях.

— Тогда надеюсь, что их хан знает, как держаться в седле, — только и сказал я. — Иначе ему за нами не угнаться.

Вскоре мы встретились с ними.

После отдыха и ремонта машин мое братство без происшествий мчалось к северо-востоку. Нам заменили немало гравициклов, другие были восстановлены сервиторами оружейной, и турбины их звучали чище, чем прежде. Мы и так гордились своим внешним видом, однако за недолгий перерыв между заданиями еще успели и немного оттереть с брони въевшуюся грязь. Теперь наши доспехи ослепительно сияли под тройным солнцем.

Я понимал, что братья мои не знают покоя. Их терпение таяло с каждым долгим километром по сверкающим белым пескам под бледно-изумрудным небом, они все истовее выискивали следы добычи на пустом горизонте.

— Чем же займемся, когда убьем их всех? — спросил Джучи, несшийся рядом со мной. Он небрежно правил гравициклом, позволяя ему рыскать и взбрыкивать на встречном ветру, словно живому скакуну. — Что будет дальше?

Я пожал плечами. Мне почему-то не хотелось это обсуждать.

— Мы никогда их всех не перебьем, — вмешался Бату, на лице которого еще виднелись фиолетовые синяки после битвы на платформе. — Если они закончатся, я сам новых нарожаю!

Джучи расхохотался, но его смех прозвучал чуточку напряженно, неестественно.

Братья уклонялись от непростой темы, но все мы знали, что она никуда не пропадает, вечно проскальзывает в наших шутках и разговорах. Никто не ведал, что ждет нас после окончания Крестового похода.

Он никогда не рассказывал нам о своих замыслах. Возможно, в кругу личных советников он так же тихо делился своими сомнениями, хотя мне сложно представить, чтобы у него были сомнения, чтобы в его мыслях возникало хоть что-то отдаленно похожее на неуверенность. И, какое бы будущее ни ожидало нас после окончания войны, я верил, что он найдет для нас место в новом мире, как делал это всегда.

Быть может, Чондакс просто действовал нам на нервы. Там мы иногда казались себе недолговечными, преходящими созданиями. Мы чувствовали себя так, словно оторвались от корней, и, что странно, уже не могли опереться на наши старые догмы.

— Вижу! — крикнул Хасы, вырвавшийся вперед. Он стоял в седле, и его длинные волосы струились на ветру. — Вон там!

Тогда и я заметил над пустыней белые клубы, которые подняли машины, движущиеся на высокой скорости. Облако ничем не походило на выбросы орочьего конвоя — оно было слишком четким, слишком чистым и перемещалось слишком быстро.

Я вздрогнул от беспокойства, но тут же взял себя в руки. Причины тревоги крылись в моей гордости, нежелании делить с кем-то командование, недовольстве полученным приказом.

— Ну ладно, поглядим, кто они такие и что у них за безымянное братство, — с этим я изменил курс, направляя гравицикл в сторону песчаного шлейфа. Незнакомцы замедляли ход, разворачивались для встречи с нами.

Чтобы поприветствовать моего визави, я спешился. Он поступил так же. Наши воины ждали чуть позади, лицом друг к другу, по-прежнему восседая на гравициклах с работающими вхолостую моторами. Его соединение, как мне показалось, равнялось моему по численности — пятьсот всадников или около того.

Он был выше меня на ладонь, без шлема, с бледной, а не темной кожей, квадратным подбородком и толстой жилистой шеей. Волосы он стриг очень коротко, а длинный ритуальный шрам на левой щеке, вздутый и яркий, явно нанесли в ранней зрелости. Черты лица у него были плавными, а не резкими, к которым я привык.

Значит, терранин. Мы, чогорийцы, в большинстве своем обладали смуглой кожей, черными, как сажа, длинными космами, и худощавыми длинными телами с бугристыми мускулами, хорошо заметными даже до возвышающих имплантаций. Подобной схожестью, как обнаружилось, мы были обязаны давно забытым предкам — первым колонистам. Терране, призванные в легион из колыбели человеческой расы задолго до того, как Крестовый поход достиг Чогориса, заметнее разнились между собой. Одни из них выделялись кожей цвета обугленных поленьев, другие соперничали в бледности с нашей броней.

— Хан, — поклонился он.

— Хан, — ответил я.

— Меня зовут Торгун, — произнес он на хорчине. Ничего удивительного: легион говорил на этом наречии уже сто и двадцать лет, с тех пор как Повелитель Человечества явил себя пред нами. Терране быстро приняли новый язык, стремясь таким образом сблизиться с вновь найденным примархом. Им легче давалась наша речь, чем готик — нам. Не знаю, отчего так происходило.

— Меня зовут Шибан, — сказал я, — из Братства Бури. Как узнают вас?

Торгуй замешкался на секунду, словно вопрос показался ему невежливым или странным.